— Слушаю, — он пожевал губами.

— А почему вы вообще так активно устраиваете концерты? — спросил я. — Я столько раз услышал, что в такие тяжелые времена на все эти глупости времени и денег нет, а вы — наоборот. В чем подвох?

Глава 20

Богдан Игнатович вздохнул, потом снова пожелал губами.

— Это, молодой человек, так вот сразу и не объяснишь, — сказал он и покачал головой. — Вы работали когда-нибудь на заводе?

— Нет, — честно признался я. Ну, то есть, технически я, конечно, работал. Например, когда в школе учился. В старших классах был такой предмет УПК. Как это расшифровывалось, я не очень уже помню. Кажется, учебно-производственный класс. Но и мы, и учителя называли это «отработка». Выделялся на это дело целый учебный день. Мы ехали на завод и что-то там делали. Иногда собирали что-то, иногда кирпичи на поддоны грузили. Ещё я как-то неделю работал грузчиком. На территории завода. Ну и берлога "ангелочков так-то тоже на заводе. Так что на заводах я был. Но Богдан Игнатович явно не об этом спрашивал.

— Тогда объяснить будет труднее, нот я попробую, — он сложил руки перед собой и сцепил их в замок. — Понимаете, Владимир Викторович, так уж сложилось, что завод — это не просто рабочее место. Здесь работали целыми трудовыми династиями по много лет. И завод всегда заботился о своих. Садики, дом отдыха, профилакторий. Больница своя тоже. Завод — это целый мир. Одна большая семья, если хотите. Ну да, уже вижу ваш скепсис. Мол, словеса красивые, демагогия сплошная.

— Нет-нет, отчего же? — я слушал предпрофкома с неподдельным интересом. И мне было реально любопытно, к чему он ведёт. — Возможно, я понимаю даже лучше, чем вы думаете.

— Отдельный мир, — снова позвонил он. — Такая реальность, где наши рабочие и инженеры чувствуют себя защищёнными. И особенно это важно сейчас. Когда страну лихорадит, цены ведут себя как бешеные, никогда не знаешь, что будет завтра… Эх… — Богдан Игнатович горестно вздохнул. — Раньше ведь как было? И в КВН, и в самодеятельности можно участвовать, не выходя с территории. А если не участвовать, то смотреть. Праздники тут такие устраивались — ух!

Он посмотрел на меня. Необычное сочетание. Само лицо этого человека было как будто тоскливым таким. Глубокие складки у рта, вялое такое, уголки губ опущены вниз. С таким лицом нужно ныть, жаловаться и горестно восклицать, что раньше-то было лучше.

Вот только глаза у него остальному «баклажанному» лицу не подходили. Яркие такие глаза. Глаза энтузиаста.

Диссонанс, прямо.

— Я ведь раньше на трансмаше работал, — сказал Богдан Игнатович. — И меня в прошлом году Мельников сюда сманил. А я еще сомневался, всё-таки на трансмаше двадцать лет проработал. И вот сейчас трансмаш-то встал. И получается Мельников меня спас….

«Мельников, значит», — подумал я.

Ну да, логично. Иван упоминал вскользь про шинный завод.

— Мельников — в смысле редактор многотиражки? — уточнил я.

— Ну да! Иван Алексеевич, — покивал предпрофкома. И пожевал губами опять. — Ну, точнее, он тогда уже редактором -то не был, но с руководством остался дружен и на короткой ноге. Он молодой, но директор с замом его слушают, разве что с руки не едят.

Тут он осекся и нахмурился. Посмотрел на меня с укоризной. Мол, развесил тут уши, понимаешь!

— В общем, моя первейшая задача, — он поднял вверх указательный палец. — Сделать так, чтобы для рабочих завод был гарантом незыблемой стабильности. Чтобы как за каменной стеной они были. Вот и стараемся шагать в ногу со временем. Звезду из Москвы приглашать у нас денег не хватит. Но «Цеппелины» же свои. Ну и договориться насчёт нашей самодеятельности можно. А ребятам же тоже хочется, чтобы зрители у них были. А на рок-группу придут. И афишу нашим художникам я поручу.

Я мысленно представил себе эту афишу. Причем как-то сразу в подборке ржачных мемов типа «провинциальные афиши голливудских блокбастеров». «Этот артефакт нужно будет непременно заполучить!» — подумал я. А вслух сказал:

— Вы же не будете против телевизионного репортажа с этого концерта?

Вокзал Новокиневска был как всегда — шумным, суетливым и маргинальным. Рядом с крыльцом кучковались бандитского вида бомбилы. У «стекляшки», где ещё с незапамятных времён наливали алкоголь в стопки и стаканы, дежурили нетрезвые обрыганы, пока ещё не дошедшие до кондиции «стадо озорных свиней», но старательно к этому стремившиеся. Вдоль ряда ларьков с разной мелочевкой, бродила скучающая молодежь старшего школьного возраста. Собственно, пассажиров из всей местной человеческой круговерти было минимум. Вокзал был центром притяжения и своеобразной культурной жизни для определенных слоев населения. И не все эти слои были криминальными, просто атмосфера такая была. Черт знает, почему. Цыгане, опять же… Как будто срабатывала какая-то память поколений, и народ шел к вокзалу, как к центру новостей и событий. Ну а где новости и события, там и всякая ищущая лёгких денег публика. Впрочем, для всех этих наперсточников, бомбил и прочих жуликов мы с Сэнсеем были невидимками. Патлатые нефоры никогда не входили в их область интересов. Разве что какая-нибудь юная цыганка могла докопаться, чтобы мастерство плетения словесных кружев. Но не в этот раз.

Мы прошли безо всяких препятствий через заполненную народом площадь, поднялись на крыльцо и нырнули в пахнущее чемоданами и человеческой тревожностью нутро вокзала.

— Вот этот поезд! — радостно воскликнул Сэнсей, внимательно изучив табло. — Я же тебе говорил, что можно не торопиться, ещё целых пятнадцать минут!

— Ничего, лучше мы здесь подождем, — философски заметил я и запрыгнул на мраморные перила входа в подземный переход. Что я откровенно не любил, так это нервно мчать, чтобы успеть в последний момент. И, кстати, уверен, если бы мы опаздывали и торопились, то вся к нам бы стопудово зацепились вообще все. Даже те, кто точно был не должен. И потом, вырвавшись из цепких когтей разномастных мошенников, мы бы метались все в мыле по вокзалу, чтобы отловить эту неизвестную пока что мне девушку. Потому что не факт, что она осталась бы дисциплинированно стоять у вагона. Кстати, до сих пор не известно, приехала ли она. Сэнсей был почти уверен, что приехала. Я его оптимизма не разделял. Ну, чисто, представил себя на месте этого человека. Вот ты договариваешься о совместной поездке. Вот у тебя есть билет. Вот ты приходишь на вокзал и обнаруживаешь, что компаньон твой не явился. А ехать в незнакомый город, куда-то к черту на рога. Где твоих друзей нет, только друзья компаньона…

Короче, сомнительная ситуация какая-то.

Но с Сэнсеем я, ясен пень, пошел. В этот раз оставив машину в гараже. Идти до любой из квартир, что до моей, что до трёшки, которую опять выделили Сэнсею, было недалеко.

— Кстати, а как зовут твою скво? — спросил я, вдруг осознав, что он ни разу не назвал свою девушку по имени.

— О, это тема для отдельной застольной беседы, — ещё медленнее, чем обычно, проговорил Сэнсей.

— Можем сбегать за пивом, — усмехнулся я. — И подоконник свободен, вполне сойдёт за стол.

— Не, — Сэнсей поморщился. — Не сегодня…

— Что за сложное имя у нее такое, что ты мне просто сказать его не можешь? — спросил я. — Как мне к ней обращаться-то? Здравствуйте, скво Семена Вазохина?

— Что-то я загнался по всем фронтам, — Сэнсей поморщился, будто пластик лимона в рот засунул. — Короче, по порядку. Девушку зовут Аня. И она… вроде как… не совсем моя девушка.

— За пивом? — снова предложил я, уловив замешательство Сэнсея.

— Нет-нет! — снова отказался Сэнсей. — Лучше я тебе на трезвую голову все расскажу. Время ещё как раз есть.

Так что я по-быстрому.

Лицо Сэнсея было одновременно виноватым и гордым. Типа, понимаю, что косяк, но ни о чем не жалею.

— Аню привел Серж, давно, ещё полгода назад, — сказал Сэнсей. — Осенью где-то.

— Серж? — спросил я, припоминая. — Кучерявый такой? На Пушкина похож?