Я сделал паузу и подмигнул Сэнсею.

— Дон Хуан ничего гостям не сказал, они сами собрались и отправились в обратный путь, — я усмехнулся. — Они спустились по каменным ступеням и скрылись в зарослях бамбука. Но они недалеко совсем ушли. Кто-то из них то ли вспомнил, что что-то забыл спросить, то ли у него заноза какая в ногу воткнулась. Но как раз в тот момент, когда дон Хуан вознамерился вонзить зубы в ароматную цыплячью ногу, по ступеням поднялись те же самые путники. «И снова здравствуй, великий учитель», — говорят они. И улыбаются до ушей. Облизываются даже. Ну а что? В прошлый раз же дон Хуан их встретил приветливо. И накормил вкусно. И тут дон Хуан отложил ножку цыпленка, посмотрел на пилигримов и говорит: «Так, развернули оглобли и сдриснули отсюда, пока я вам не накостылял!»

Народ заржал громко и весело. Я снова сделал паузу. Сэнсей смотрел на меня с подозрением. «Вот он выносливый, блин, — подумал я. — Столько пить и не спать, а в глазах до сих пор искры разумности присутствуют».

— Пилигримы оказались не очень умные, — продолжил я. — Один даже пытался высказать недовольство таким приемом. И попенять дону Хуану его невежливостью. Ну, там, законы гостеприимства напомнить или еще как-то поныть. Тогда дон Хуан вздохнул, встал, выдал пилигримом сказочных звиздюлей и отправил катиться вниз по ступенькам. Постоял потом на вершине лестницы, чтобы убедиться, что они поднялись на ноги и ухромали по своим делам. И только потом вернулся к своему вкусному цыпленку. И тут ученик, который до этого честно хранил молчание…

— А я думал, что все-таки там телка у него!

— Тоже захотел по лестнице полетать!

— Я специально не акцентирую ваше внимание на половой принадлежности ученика, — я важно поднял вверх палец. — Потому что в данном случае это не имеет значения. Так вот, ученик спрашивает: «О великий учитель, но почему ты во второй раз ты их выгнал? Ведь буквально несколько часов назад…»

Я замолчал, широко улыбаясь. Народ тоже молчал, ожидая финала истории.

— А дальше? — спросил самый нетерпеливый.

— Это вся история, — усмехнулся я.

— Эй, как так⁈ Самое интересное же не рассказал!

— Отнюдь, — я развел руками. — Финал этой истории для каждого свой. В зависимости от того, на чьем месте слушатель находится. Так что предлагаю вам на секунду задуматься, кто вы по жизни — дон Хуан, пилигрим или ученик. Как раз подеретесь еще, давно пора.

Народ зашумел. Часть принялась с нетрезвой серьезностью спорить о сути рассказанной мной притчи, часть схватилась за бутылки, часть просто что-то орали от переизбытка чувств в душе и бухла в крови. Сэнсей засмеялся и обнял меня за плечи.

— Намек я понял, о владыка острых слов, бьющих точно в цель, — сказал он. — Честно, встретим мою скво, и я тут же перестану безудержно квасить. И мы займемся делом. Моя скво тебе понравится, зуб даю.

— А ты, кстати, уверен, что она реально села в поезд? — спросил я.

— Честно, я хотел позвонить разным нашим общим знакомым и спросить об этом, — сказал Сэнсей. — Но не стал. Подумалось мне, что есть в таком вот непросвещенном ожидании своя философская прелесть.

— То есть, когда мы придем на вокзал, ты точно не будешь знать, встречаем мы твою скво, или она осталась дома? — спросил я.

— Ну да, — радостно кивнул Сэнсей. — Цивилизация вообще нас разбаловала. Представляешь, сколько прекрасных стихов и песен не родилось бы, если бы поэты знали все наперед?

— Я не поэт, мне не понять, — развел руками я.

— Тебе понравится моя скво, — снова повторил Сэнсей.

«Прикольный чувак, — подумал я, мысленно вспоминая характеристики, которыми наградила этого товарища Ирина. — Реально похож на печеный баклажан».

Вообще, с концертами «Цеппелинов» получилось интересно, конечно. Это было то самое взятое на себя обязательство, на которое мне хотелось забить сразу же, как только разговор с Яном был закончен. И я даже почти успешно воплотил это свое желание в реальность. Но потом выдал сам себе мысленного леща, закопался в частные объявления в газетах, купил еще парочку карт Новокиневска и телефонных справочников. Ну и привлек к вопросу Ирину, которая уже неплохо разбиралась в платежеспособных деятелях Новокиневска. Составил себе план звонков и встреч и планомерно его выполнял. Даже никому не перепоручая пока. Потому что прежде чем делать это, мне нужно было получить понятие, как в принципе проходят сейчас переговоры о подобных концертах. И в какой вообще форме люди готовы это принимать.

— Вы что, пьяный? — спросил меня хозяин кабинета, принюхиваясь. С весьма грустным видом. Не возмущенный получился вопрос, а скорее завистливый.

— Ах, если бы! — я развел руками. — Ребята пили, а я рядом стоял.

— А как ваше отчество, молодой человек? — он пожевал губами и стал еще больше похож на оживший баклажан. Я широко улыбнулся, чтобы не заржать. Этого человека звали Богдан Игнатович. И должность у него была — председатель профкома новокиневского шинного завода. Честно говоря, обращаться к этому предприятию мне бы в голову не пришло, но он позвонил сам. Причем и на Ирину сам вышел, и на меня тоже. Ирина смеялась, когда рассказывала, как им вместе поработалось. Не смотри, мол, на внешность, он только выглядит как печеный баклажан. На деле он активист и энтузиаст такой, что просто отвал башки. Рекламный ролик шинного завода у него по задумке имел прямо-таки бродвейский размах. С песнями, танцами и цирковыми трюками. Я его еще не видел, но Ирина обещала потом показать.

— Викторович, — сказал я. — Я так понимаю, у вас есть какое-то свое видение концерта?

— Владимир Викторович… — повторил он и снова пожевал губами. Прямо как старый дед, хотя ему вряд ли больше пятидесяти… — Вот у меня какое предложение к вам…

В принципе, после Наташи меня вообще редко кто-то удивляет. Работать с бредогенератором на максималках я привык. Так что само по себе предложение Богдана Игнатовича меня не особенно удивило. Он предлагал совместить концерт «Цеппелинов» с театральной постановкой их заводской самодеятельности. Просто ему, видите ли, простые выступления музыкантов на сцене кажутся бессмысленными, можно же и кассету послушать, а на поучительные спектакли их любительского театра, в котором он тоже принимает активное и деятельное участие, никто не ходит. Принцип «товар в нагрузку».

Я представил себе лицо Яна, когда я ему буду объяснять, что между песнями «Цеппелинов» на сцену будут выскакивать артисты рабочего театра и разыгрывать сценки про гигиену, трудовую дисциплину и безопасность на производстве, и чуть не заржал. Особенно меня сценка про гигиену зацепила. Тоже бродвейская такая постановка. С эротично танцующим бациллами и рыцарем-доктором.

— Что-то не так, Владимир Викторович? — нахмурился председатель профкома.

— Все отлично, — заверил я его. — Мне все нравится.

А сам подумал про другое. В моем прошлом-будущем шинный завод стоял в руинах. Причем даже в те годы, когда практически все остальные производственные помещения других новокиневских заводов уже пристроили к делу, так или иначе. А вот шинный торчал посреди всех этих торговых центров, лофтов и общественных пространств, как мрачный памятник самому себе. Я как-то его судьбой тогда не особо интересовался. Но вот сейчас, пройдясь по территории, мне даже стало немного странно. Завод весьма неплохо выглядел. Даже следы свежего ремонта имелись, что было в девяносто втором огромной редкостью. Ну и общий движ на территории был такой, что как-то не вязалось с его будущей разрухой. Возможно, Иван приложил к этому руку, он же именно на этом заводе работал журналистом в многотиражке…

— Таким вот образом, Владимир Викторович, — сказал председатель профкома и выжидающе посмотрел на меня.

— Мне все нравится, — заверил я и подумал, что можно будет для ангелочков тут тоже концерт устроить. Как-нибудь потом. Забросить в Богдана Игнатовича парочку идей для новых постановок его любительского театра, и тогда уже… — Только у меня пара вопросов.