Ну да, первым моим порывом было, конечно же, отшить водятла. Но пока я открывал рот, у меня в голове промелькнуло несколько кадров из всяких клипов рокеров посреди пустынных пейзажей. Я замер, а потом вдруг уверенно кивнул.

— Да, можем, отличная идея, братан!

Хлопнул его по плечу и сорвался с места.

И как-то резко заразил «ангелочков» энтузиазмом, на пальцах в трех словах объяснив, что я имею в виду.

Ну да, равнинная часть Новокиневской области — это не Гранд-Каньон. А камазы дальнобоев — не гигантские американские траки. Да и я не Стас… Но возникший в голове концепт прямо-таки захватил и меня, и ангелочков.

— Да что вы вообще, я же пошутил… — запоздало попытался сдать назад водила. Но остановить внезапный движ уже не смог, ясен пень. Ну, блин! Реально же прикольно вот так — спеть посреди нигде. На пыльной парковке грузовиков с видом на бескрайние равнины и кафешку с шиферной крышей. Снять черновик будущего клипа. Гениального, разумеется.

— Звук будет не очень, конечно, — сказал Вадим мне вполголоса, когда парни взялись за инструменты. — Но идею твою я понял.

«Цеппелины» вместе с тарелками высыпали из кафешки. И даже суровая местная Сара Коннор не возражала. Вышла вместе с ними и стояла на крыльце, привалившись к косяку.

«А может и не нужно будет ничего переснимать», — подумал я, прильнув к видоискателю. Звук только перезаписать. А вот свет шикарный. Перистые облака пополам чуть рассеивали яркие лучи, яркости хватало для вполне такой сочной картинки. Звук надо будет перезаписать, понятное дело. Но вот видеоряд…

Есть какой-то непередаваемый шарм в любительской видеосъемке. Отдельный такой вид искусства. Спонтанный концерт на парковке грузовиков. И суровые мужики эти в кепончиках и с папиросами. Я задержался стеклянным глазом камеры на их примолкшей компашке.

Когда Астарот с Надей замолчали, и музыка стихла, меня прямо-таки резануло пронзительностью момента. Внутри даже задрожало все. И на глаза слезы навернулись.

— Ну вы, блин, даете… — тощий водила медленно захлопал в ладоши. И остальные водилы к нему присоединились. Я нажал на стоп и опустил камеру. Не факт, что это будет видеоклип в будущем, конечно. Но это явно то, что стоит запомнить. И зрителей немного. И не за деньги. Музыка ради музыки.

Я посмотрел на «ангелочков». Лица были все еще усталые. Помятые после неудобной ночевки и долгой тряской дороги. Но глаза сияют. Астарот улыбается от уха до уха. Обнял Надю за плечи. Бельфегор прикрыл глаза и, кажется, внутренне боролся с желанием обнять свой поливокс. Кирилл щурился на небо. Бегемот самодовольно надулся и смотрел на меня с видом: 'Ну скажи, мы же крутые? Крутые⁈ Макс покачивал гитарой и смотрел вниз. И тоже улыбка на губах.

— … а я тогда говорю: «А можно мне добавки?»

— … он говорит: «Выходи за меня замуж!» А я ему: «Ага, только школу закончу!»

— … и прикинь, если вот в том месте, где статуи, поставить такой конус из картона и поджечь…

— Да не, это надо со Стасом поговорить, вдруг не получится? Это же с вертолета какого-то надо снимать…

— Надо с отцом поговорить, чтобы он задник оформил…

— … лучше я новую песню напишу, у меня идея появилась…

Пазик все так же трясло, как и до этого кафе. Даже, может, хуже. Асфальт в этих местах был эпизодическим, основная часть дороги была раздолбанной грунтовкой. И с одной стороны, вроде и хорошо, что дождей давно не было. С другой — приходилось наглухо задраивать все окна, чтобы не дышать пылью. Хрен знает, что за конструкция такая у пазика. Такое ощущение, что его открытые окна работали как пылесос, затягивая окружающую атмосферу вовнутрь. А если закрыть окна, то солнце моментально его накаляло, превращая в печку на колесах.

Но это все уже никого не волновало. Вторая часть дороги, после кафе «Бродяга», разительно отличалась от первой. До обеда мои орлы и орлицы в основном молчали, пытались дремать или просто сидели с чуть отупевшими от тряской дороги и недосыпа лицами. Зато сейчас трындели, размахивая руками, вскакивали со своих мест, повисая на поручнях. Ржали, когда автобус подпрыгивал на очередной кочке или начинал вибрировать на очередно «стиральной доске». И сыпали идеями. И планами на будущее.

«Хороший борщ у Сары Коннор», — подумал я. Понятно, что дело было не совсем в борще. Хотя кормили в «Бродяге» на самом деле неплохо. Борщ был густой и с мясом. Котлетки — увесистые. Пюрешка — густая, и в нее явно не пожалели сливочного масла.

Короче, нормальный обед. Явно то, что надо.

Ну и концерт наш внезапный сыграл свою роль, конечно. Ну да, концерт был коротенький, на три песни. Дольше расставлялись. Но этого хватило, чтобы суровое водительское братство «ангелочков» зауважало. И пока те обедали, крутились вокруг, наперебой представлялись, жали руки. Кто-то рассказывал про своего охламона-сына. Кто-то зазывал в гости в какое-то Бороданово. Мол, приезжайте, парни, вам там всегда будут рады, хлеб-соль, все такое.

Вдохновляюще, в общем.

Зарядило подсевшие батарейки энергией. И ее даже хватило до самого Шушырино. В деревню мы въехали с радостными возгласами.

— Ой, смотрите, там свиньи!

— Ой, это прямо такой же гусь! Я в детстве от такого же бегал, он щипался!

— А я козу называл чертом!

— Качели, офигеть! Я такие только в кино видел!

— В каком еще кино?

— А я не помню! Что-то про советскую деревню. Там такие же были!

Все-таки Волчайск, несмотря на обилие одноэтажных домов, ощущался как город. Ну, городок. Может быть, тут дело в моем внутреннем восприятии, конечно. Я его видел в будущем. Когда на сопках по соседству откроется горнолыжная база, в центре вырастет парочка стеклянно-зеркальных торговых центров, а бренд «волчайское пиво» станет весьма раскрученным. Сейчас до этого далеко, но все равно было какое-то ощущение… Хотя может это меня просто Шуширино на контрасте на такие размышления навело. Вот уж оно-то было стопроцентной деревней. Здоровенной, да. Райцентр все-таки. Пешком обходить точно устанешь. Но вайбы были прямо каноничные.

Здесь люди заговаривали чуть ли не за километр. По улицам бродила разнообразнейшая живность. Начиная от привязанных к колышкам коз, заканчивая компашкой упитанных свиней, залегших в обширной луже. Непонятно, кстати, откуда взявшейся. Дождей последние дни не было.

Колодезный сруб с помятым ведром.

Телефонная будка, притулившаяся у деревянного столба.

Бабульки в платочках.

Качели эти… Рядом с ними дети копошаться, но доска слишком тяжелая для них, Аттракцион явно на взрослых рассчитан.

И спешащий в нашу сторону Степан.

— Володя! День добрый! — он помахал рукой еще от сельпо, которое было на другой стороне просторной площади. Пазик наш мы остановили прямо возле клуба. — Галка-то приболела! Панкреатит же у нее!

Кричал он это на всю деревню, разумеется. Продолжая стремительно приближаться к нам.

— Так чо говорю-то! — он остановился, отдуваясь, и облокотился на вилы, которые зачем-то волок в руке. — Галка хотела сама прийти вас встречать, но я ее уложил и велел не вставать. Ключ от клуба забрал только. Без нее, мол, управимся. Так ведь?

— Панкреатит? — переспросил Ян, который остановился рядом со мной и почесывал растрепанную шевелюру. Вроде пока еще трезвый.

— Ну или холицистит, хрен их разберешь, я же не доктор! — вздохнул Степан. — Так я вот чего подумал. Концерт же ваш завтра только. Сегодня надо вас разместить, а с этим я и без нее справлюсь. И кормежку организуем, как раз сегодня у Ярика и Людки свадьба, а у них бычок годовалый ногу сломал. И это уже после того, как они свинью забили. Так что мяса завались…

Степан продолжал экспрессивно вещать, выдавая массу подробностей из жизни местного бомонда, кто там что сказал, и какие у кого планы. А мы молча внимали. Даже с некоторым восторгом. Степан явно волновался от взваленной на себя ответственности по организации концерта, так что слова сыпались из него как горох. Главное из его речи мы уяснили. Гостей в деревне много. Еды внезапно тоже много. Так что лишние двадцать человек погоды не сделают. Ну и что размещение будет, конечно, в тесноте, но зато не в обиде. По-простому.